Когда французы в пыль разносили старый мир в Великую революцию, то для грядущего нового сотворили мантру: «Liberte! Egalite! Fraternite!» Если не забывать твердить ее на всех языках, то непременное человеческое счастье точно обеспечено. Только когда мостить стали путь к этому непременному счастью, выяснилось будто, что истинная «либертэ» хочет быть свободной от принуждения, в том числе, к «эгалитэ» и «фратернитэ»; «эгалитэ», в свою очередь, не желает мириться с преградами, возводимыми на ее пути «либертэ» с «фратернитэ»; наконец, для подлинного «фратернитэ» игры с «либертэ» и «эгалитэ» опасны, очень опасны, ибо разрушительны для братского единства. И вместо одной общей дороги, где святая троица, взявшись за руки, дружно шагает и радостно поет, каждая ипостась пошла своим путем, именно тем, какой она полагала единственно верным, той самой своей дорогой, что ведет к храму, храму человеческого счастья. Не сразу, нет, не сразу это выяснилось – лишь после первой мировой. В ней старый мир в Европе совсем издох, и перед готовым торжествовать победу либерализмом вдруг вылупились из останков его совсем юные, мерзкие и дерзкие социализм с национализмом и принялись настаивать на верности исключительно своего пути. Спорили ипостаси страстно, вплоть до самой большой в истории человечества бойни, откуда проигравший национализм отправился на задворки, и «их осталось двое». Затем другой дерзкий юнец надорвался, усердствуя в покорении мира. В результате тот достался либерализму окончательно и бесповоротно – это ясно всем, кроме самых тупых, когда даже несокрушимая цитадель социализма распалась на жаждущий стать либеральным центр и национальные окраины, которым, естественно, место на задворках. Таким образом, к удовольствию всех разумных, здравомыслящих и ответственных история наконец-то завершилась, ибо обрела правильный облик под сенью «либертэ», дозволяющей забавы c «эгалитэ» и «фратернитэ» в безопасных для общественного порядка дозах.

Все так, все так… Как вдруг, совершеннейшее вдруг, из заслуженных задворок на авансцене истории исключительно нипочему вновь обнаружился национализм, не благообразно либерализованный германо-японо-финский, но юный и ужасный, посмевший в безрассудстве показывать либерализму фиги и кое-что еще, раздражать его всячески, настаивать на исключительности своей дороги к счастью и тем самым ставить под вопрос неизбежность для всего человечества торжества либерализма. Рога ему, разумеется, пообломали, но не везде, не везде. Более того, с отступлением социализма именно национализм вошел в моду, в такую, что и в старушке Европе теперь прилично слыть, пусть либеральным, но националистом, а не космополитом-либералом, какому, где удобно, везде родина. Там же, где рушится еще старый мир, на развалинах его теперь царит исключительно «фратернитэ», созывающее и собирающее свои народы в поход за счастьем.

Ну и что? Насколько этот вызов опасен либерализму? Пусть национализм неискореним, подобно сорняку может расти в любом месте, но именно поэтому он всюду местный, неспособный создать что-либо похожее на либеральную или социалистическую системы, действующие как единое целое. Для моего народа на пути к счастью всякий чужой не более чем временный союзник, конкурент или даже орудие, инструмент построения этого счастья.

Да… А как тогда нацисты? – Что нацисты? Они просто намеревались силой сделать весь мир немецким, то есть их собственным миром, за что так отчаянно и дрались. Но того же самого хотели японцы. И этого совсем не хотели итальянцы, испанцы, китайцы и прочие шведы. Националисты способны дружить лишь «против», потому всегда недолго. Тогда появление национализма на авансцене истории – это вызов либерализму, способный создать ему временные трудности, скажем, на пару десятков лет и на сколько-то десятков миллионов людей. Только кто в истории считает десятилетиями и человечьими миллионами – в ней совсем другой размерчик. Получается, заморачиваться особо и тем более трястись разумным, здравомыслящим и ответственным по поводу восставших арабов не стоит. Ну, покричат немного, повзрывают, пару войн у себя каких-нибудь спроворят, в результате рассорятся и уймутся – займутся ухаживанием за своим собственным миром, усердно и неторопливо под отеческим присмотром опытного и мудрого либерализма.

Так будет, точно будет! Только вот китайцы… Да, да, китайцы. Вдруг и мы еще не навсегда мертвы…