Некоторые «ответы» Карлу Густаву Юнгу на его комментарии к библейской «Книге Иова» (цитаты Юнга приведены курсивом в кавычках). Но вначале вновь хочу отметить, что любые высказывания, в том числе на религиозные темы, представляют совокупности слов и понятий, связываемых разумом (отношениями) в логические цепочки речи и мысли.

Все они, принадлежащие семантической сфере мышления, мертвы сами по себе, без отображений номенов (слов) в образы и представления Мыслящего-«Я». Только такие соотнесения разума наделяют тексты «смыслами» и «реальностью» материального бытия.

Однако между абстрактными словами, конкретными образами и абстрактно-конкретными представлениями мышления в принципе невозможны однозначные, «истинные» соответствия. Поэтому «смыслы» зависят от того, какие внешние (понятые им) идеи автор преобразует в структуры своих представлений и отношений и как выражает их в письменной форме.

А также от того, как читатель преобразует его слова и фразы в системы собственных представлений и отношений, и насколько адекватны оказываются воспринятые им идеи не только исходным идеям автора, но и первичным внешним идеям. В итоге любые высказывания и тексты всеми людьми понимаются по-разному, субъективно и относительно, и порождают при обмене мыслями посредством слов и речи неуловимость, многозначность и размытость смыслов.

Прежде чем перейти к комментариям труда Юнга, напомню, что Иов – древний праведник, которого Бог Яхве «вдруг» решил нагрузить без меры несчастиями, дабы испытать его праведность. Причём у Юнга Яхве представлен как гневливый и злопамятный Бог иудеев.

Кстати, имя «Яхве», с учётом частой взаимозаменяемости в разных языках букв «в» и «у», вспомогательного характера буквы «х» и отсутствии в древнеиудейском (арамейском) языке гласных, звучит скорее как «Яое» и (как и имя «Иегова») очень напоминает имя «Эоа», высшего Божества в пантеизме, которое можно трактовать как «Безымянный» или «Неназываемый».

Итак, «как оправдывается человек перед Богом» и чем? Подобное «оправдание», как установление им истинности, праведности своих намерений и дел, возможно лишь тогда, когда Человеческое возвышается до Божественного, становясь соизмеримым с Ним.

Вместе с тем «оправдание» есть попытка снять с себя вину за ощущаемое несоответствие внутреннего и внешнего, нравственного и морального, за то, что намерения, слова и дела расходятся между собой. Но нужно ли такое «оправдание» Богу, который видит любого человека насквозь, зная все его помыслы и побуждения?       

Яхве-Творец оказывается мыслящим Умом, Божественной Личностью, способной материализовывать свои представления и отношения. Тем самым Божественное в какой-то степени «низводит» себя до уровня Человеческого (точнее, возвышает Человеческое до своего уровня), проявляясь в физическом мире и позволяя людям отображать целостные Божественные Идеи в разрозненные представления Мыслимого-бытия.

«Моральные суждения», как и этика, вытекают из отношений человека к порождаемым разумом мыслепредставлениям. И характеризуют, с одной стороны, возможности отражения и отображения им высших идей, а с другой, – обретённый уровень знаний, веры и сил (но скорее, недостаток их у подавляющего большинства людей).

Поэтому и мораль, и этика обычно представляют собой достаточно консервативные (хотя и относительные, субъективно применяемые) критерии отношений, а также условные модели поведения и реагирования людей, определяемые в большей степени общественным мнением и традициями, чем достигнутым уровнем самопознания.

А предпринимаемые ими попытки «оправдаться» и судить посредством субъективных отношений мышления и ошибочных знаний о «морально-этических» первопричинах и следствиях Божественного Замысла, его проявлениях и действиях (о целях и средствах Божественной Игры), – по меньшей мере неразумны.

Бог Яхве (нигде не называющий себя Всевышним), мыслящий, действующий и беседующий с Иовом, кажется противоречащим себе в некоторых аспектах. Но, во-первых, любой ум, даже Высший, всегда двойственен и противоречив, а во-вторых, эти противоречия выражены в словах, отображаемых в образы, представления и отношения человеческого разума, мало знающего и крайне ограниченного в своих возможностях.

Кроме того, Бог общается с Иовом не на его языке, а с помощью иной системы передачи идей и информации, хотя Иов и преобразует всё это в единственно доступные ему словесно-понятийные формы речи и мысли. Поэтому то, что слышит и понимает Иов, есть его субъективные восприятия; всё «зло» и «добро» Яхве – не более чем знаково-символические выражения личных отношений Иова к происходящему; а описывающие это тексты – всего лишь искажённые толкования произошедшего переписчиками.

Яхве – Бог, имеющий иную психическую организацию, отличную от человеческой, другие мышление и логику, обладающий собственными вѝдением ситуации, стратегическими целями, тактическими задачами и применяемыми средствами. Как гонителя или помощника Его воспринимают люди, низводя тем самым Божественное до своего уровня понимания. Кажущийся Юнгу «раскол, тотальная внутренняя противоречивость Яхве» определяется двойственной противоречивостью восприятий Его слов и действий мышлением человека – субъективными отношениями и воззрениями, неведением и непониманием Божественной логики.     

Бог Яхве – более Дух и Душа, чем Разум. Но этот мощный, всесильный и любящий Дух не может найти соответствующего отклика своей Божественной Любви в душе Иова (из-за слабости, неразвитости её) и лишь ложно отображается в представлениях, отношениях и суждениях последнего. Яхве ни к чему «славословия», Он жаждет бескорыстных жертв истинной любви и преданного служения, восхождения духа и души человека до Божественных высот. Но где найти таких верных и любящих людей?       

Человеческий разум неизменно «приземляет» эти благие порывы-потребности Бога до привычного уровня «славословия праведности» Его. Яхве нуждается в Человеке-Сыне, которому Он, как Отец, может передать в наследование Знание и Любовь (а тот способен будет их принять и удержать, и затем развить и возвратить), безмерно делясь ими, и получить их от него в ответ. Ибо изливающему себя духу-источнику для творения необходим дух-отражатель, восприниматель. Но потребности Божественной Души неизменно разбиваются о нищету духа и души человека Иова. 

Яхве никого не наказывает и не награждает, Он лишь предлагает, создавая жизненные ситуации. Люди всё и всегда делают сами, и добро, и зло. Яхве, Бог-Вседержитель, Демиург, создавший человека и жизнь и поддерживающий существование всего на земле, «нуждается в его саморефлексии» (в отражении и отображении им Божественных Идей).

Он сочувствует человеку, который является Его «проектом», так как Ему ведом тот длинный, трудный путь самопознания и совершенствования, который людям надлежит пройти. Он сам установил так, что только в муках и страданиях, в преодолении своего «низшего» (животного), внешнего эгоистичного начала человек может и должен сам возвыситься до Божественного уровня-состояния, стать Богочеловеком.

Являясь творением, образом и подобием Создателя, вложившего в него дух и душу, человек может мыслить, познавать и осознавать себя. Он есть потенциальная «драгоценность», глубоко спрятанная в покровах инстинктов и рефлексов, процессов и процедур мышления, «отблеск бесконечной любви и благости Творца». Но раскрыть эту потенциальность, свои разум и дух, душу и любовь человек обязан сам.

Яхве – не один и не одинок. Были и есть иные Демиурги (а также другие люди и человечества). У каждого из Них – свои предназначения и задачи, служения и средства. И не нам судить об Их пути, «личной истории и прошлом».

«Провидение, дарующее избранность», предназначение иудеям и человечеству в целом, всегда «обременяет обязательствами», которые «люди всеми силами пытаются обойти». Эти «обязательства» есть неизбежная ответственность их за свои жизни и судьбы, выборы и принимаемые решения.

«Призвать к себе богоподобный (потенциально) объект», т.е. создать условия для проявления высших, Божественных начал в слабых и невежественных представителях человечества Яхве пытался с помощью единственно возможного средства – «завета, договора, сулившего выгоды обеим сторонам». Или иначе, – системы внешних законов, правил и установлений жизни, обеспеченных неукоснительно наступающей ответственностью за любые совершаемые человеком действия и поступки в виде жизненных благ и долголетия либо «наказаний» как страданий и смерти.

А средствами для воплощения этого «завета» в жизнь и жёсткого отбора лучшей, наиболее сильной (духовно) части человечества стали искушения и соблазны. «Грехопадение» в людях не надо провоцировать, оно, как система безусловно-бессознательных программ реагирования (инстинктов и рефлексов), изначально заложено в «существе» человека. 

Истинное «падение в грех» есть, с одной стороны, осознание им своих вожделений, помыслов и действий как «греховных», вредных и ненужных. А с другой стороны, – попустительство и следование этим порочным желаниям из-за недостатка сил и воли. Не о «грехопадении» человека следует вести речь (так как все и всегда сами «впадают в грех» соблазнов-искушений, причём многие с удовольствием), но о возможном, потенциальном самовозвышении его над «грехопадением» естества.

«Есть ли у человека то, чего нет у Бога?» Вопрос неверен, потому что творение – всегда вторично по отношению к Творцу и не выше Него. Скорее, он должен звучать так: есть ли у Бога то, чем Он в потенции не наделил человека? Вся «ничтожность» людей заключена в их неведении, незнании своих сил и возможностей и нежелании развивать их, а также в неверии в Бога и в себя. 

Не в «осознании человеком своего бессилия» нуждается Бог, но в его самопознании и обретении сил. Именно поэтому Он никогда не создаёт «непреодолимых препятствий», но лишь предлагает посильные испытания, как проверки духа, воли и любви людей. И если они «слишком уж часто поступали не так, как им было положено», то вина за это ложится не на Бога, а на них самих. Скорее даже, это не вина, но беда их слабостей и страхов, сомнений и неверия, незнания себя и мира.

Вовсе не «беспощадность и лютый нрав демонстрирует Яхве», но твёрдость, последовательность и устремлённость. Он совершенно определённо и однозначно играет в ту Игру жизни и страданий, цель, методы и средства которой Ему хорошо известны, но неведомы людям. И это их незнание – одно из условий Божественной Игры.

«Мукам Иова внезапно приходит конец», когда он находит силы духа и души для изменения своих отношений, внутренней системы критериев выбора. Когда не «мало-помалу», но вдруг и сразу «поднимается в превосходстве богопознания» над собой прежним. Однако это – свидетельство отнюдь не «превосходства Иова над Яхве», а лишь некоторого приближения Иова к уровню потенциального богоподобия. 

Это восхождение Иова есть не только его победа над собой, но и победа Яхве. Именно к такой победе внутреннего над внешним, к опоре на собственные силы духа, к самопознанию и самоуправлению призывает людей Бог, запрещая им поклоняться идолам и творить из Него кумира («Не сотвори себе кумира, даже из Бога твоего»).

«Иов теряет надежду быть выслушанным Богом» в жалобах, оправдаться в своих слабостях и гордыне, сославшись на внешние обстоятельства. Но кому и зачем нужны такие надежда и оправдание? Истинное оправдание человека перед Богом – в обретении сил, воли, мужества и решимости, веры и любви, ничего другого Богу от него не надо.

Иов совершает-таки необходимый, давно ожидаемый Богом шаг на тот уровень самосознания, после которого повторение испытаний теряет смысл. Именно поэтому Яхве «прерывает страшное действо». «Сыном» становится не «полуразвалившийся червь человеческий», а сильный, знающий и верный Человек, возвысивший себя духом и волей.

Не Яхве, но Иову надлежит «раскрыть глаза», изменив свои взгляды и отношения на «несправедливости, причиненные ему». «Оптимизм веры» Иова основан не на «возможной апелляции к Божьей справедливости», а на познании себя и обретении внутренних сил.

«Собственное Провидение Яхве» есть часть Божественной Игры, в которой Ему известны цели и пути, предлагаемые людям и ведущие к самопознанию. Но окончательный выбор остаётся за ними. Лишь они сами могут «омрачить Провидение», закрыв предназначенные им пути собственными страхами и эгоизмом.

Не только «Иов никогда не предавал своего Бога», но и Яхве не предавал Иова, как и никого из людей. «Дух сомнения» живёт лишь в человеке, и предаёт он всегда себя самого.

Яхве изначально видит в Иове «некую равную силу» духа, потенциальность души, нуждающуюся в выявлении. Он не «демонстрирует внушительный парад своей мощи», но пробуждает и побуждает к действию скрытые силы души и духа человека. «Ты хочешь обвинить Меня, чтобы оправдать себя», свои слабости, незнание, сомнения и неверие, говорит Яхве. «Человек, лишённый защиты и справедливости» и ищущий их, всегда пытается найти опору и поддержку вовне себя, но не в себе самом. Однако для сильных духом не нужны подпорки и костыли, их сила самодостаточна.

Слабый человек не «может быть опасным», лишь жалким и презренным. «Унизить высокомерных и сокрушить нечестивых» можно единственно простотой жизни и величием духа, души и любви, личным примером веры, бесстрашия и несгибаемости. Лишь силой духа «смертный возносится выше небес». Только познав в себе Бога, Божественное начало человек (в данном случае Иов) может «отречься и раскаяться в прахе и пепле» своих прошлых страхов и сомнений, представлений и отношений. И «Яхве жаждет Человека», возвысившегося до Божественного состояния.