Сингулярность это горизонт событий. А за горизонт не дано заглянуть. Можно только рассуждать. Есть несколько таких мест. Прошлое - мы не можем заглянуть в прошлое. Предел наблюдаемой вселенной . С нашей колоколенки. Если разогнаться до скорости близкой к скорости света, этот горизонт расширится - так же как если бы мы сели на самолёт. Ну и черные дыры имеют свой горизонт.

 Когда Гераклит был юношей, он утверждал, что не знает ничего. После какого-то момента — внезапно! — он стал утверждать, что знает все. Что это за граница между ничем и всем?

Это и есть опыт озарения, стоящий в центре досократической философии. Это мгновенный и необратимый контакт со стихией Логоса, в случае Гераклита — прикосновение к сути Огня. Истинное знание получается мгновенно; вот его нет, вот оно есть. И если это действительно знание, то оно уже никогда никуда не исчезнет, не будет приращено или сокращено. «Выслушав не мой Логос, но настоящий Логос, должно признать: мудрость в том, чтобы знать все как одно».

Философия — это охота за Логосом, за искрой великого огня. Она может быть безуспешной, и подготовительная стадия способна растягиваться на долгие эоны, порождать школы и системы. Над ними смеется Гераклит: истинное знание не требует времени и усилий, оно отменяет время и труды. («Многознание уму не научает»). Оно приходит как огненная птица высших небес, и затронутый Логосом никогда уже не будет таким, как был. Он и огонь отныне одно, и выше космогонической вражды и спасительного экпироса такой философ, думающий огнем, простирает крылья в ослепительных регионах вечности.

«Логоса-то люди и не понимают», — печально замечает Гераклит. Напрасно, ведь «люди — боги, боги — люди. Ибо Логос один и тот же». И «этос человеческий — даймон (бог)».

Логос в диалоге Платона "Тимей".

В «Тимее»  перед нами развертывается картина возникновения космоса. И снова привычное разделение на два начала (здесь два рода): мир образцов (парадигм) и мир явлений (феноменов). Мир образцов вечен, неподвижен, бессмертен, не имеет ни начала, ни конца, самотождественен, целен. Это то, что находится по ту сторону Логоса.

На другом конце — мир явлений, генезис, становление. Этот второй мир подвижен, постоянно изменяется: рождение и смерть образуют в нем непрерывные циклические смены, он развертывается во времени. Пока оставим в стороне вопрос о «третьем начале», χώρα (хора), пространстве. Платон полагает его под миром феноменов, как его подоплеку. Но в целом это ничего не меняет (пока, по меньшей мере); о связи χώρα и χάος (хаос) мы поговорим отдельно.

Здесь философская топика Логоса помещается в ткань мира и организует опыт мира, физику мира в соответствии со своей фундаментальной структурой. Природа мыслится и воспринимается отныне философски, т. е. разделенно и иерархично. Верх (парадигмы) и низ (феномены) удерживаются в их положении мощью духа. Мир окончательно раздвоен, разнесен. Можно сказать, удвоен: за каждой вещью, если она феномен, т. е., явлена, стоит нечто скрытое. И это скрытое постулируется философией заведомо как истинное, подлинное и настоящее.

Космос как красота и есть результат глубинной работы Логоса: Логос строит мир феноменов, иерархизируя все его составляющие — стихии, вещи, отношения, движения, состояния и т. д. Плотное отсылается вниз, тонкое поднимается вверх. Между ними выстраиваются множественные комбинации. Все это движется, возникает и исчезает, но … движется, возникает и исчезает только потому, что это предписывает Логос с его нормативно-идеальными установками. Ведь без вечной и неизменной идеи невозможно было бы узнать, что такое движение. Без вечности непонятно время. Без мысли о смерти нельзя прийти к выявлению жизни. Порядки всех пар и всех взаимопереходов как вертикальных, так и горизонтальных, все это работа рук Логоса. Демиургия есть совершенно философское занятие. Философ и демиург есть одно и то же лицо. Демиург, созерцая парадигмы (образцы), организует по ним феномены мира. Так же в точности поступает философ, созерцая в теории идеи, он из пятен окружающего смутного мира выхватывает строго обозначенные (обрезанные) образы (фрагменты) и складывает их в эйдетические ряды.

(с)

Из книги Дина Радина Сознательная Вселенная Дин Радин - Сознательная Вселенная

 Постскриптум

Везде в этой книге я преуменьшал свою роль в исследовании psi. Это было сделано специально, чтобы научные доказательства феномена psi опиралось не на индивидуальный опыт и не на результаты одной лаборатории, а на воспроизводимые опыты десятков ученых во всем мире. Это самое важное, что я хотел бы сказать.

Но в то же время, я, будучи совершенно обычным ученым, с традиционными академическими степенями в традиционных научных дисциплинах, после проведения своих исследований на основе широко распространенных научных методов, могу сказать, что psi представляет собой совершенно экстраординарное явление. Кстати, моя лаборатория - только одна из двух академических лабораторий в Соединенных Штатах, полностью занятых исследованиями psi. Подобных лабораторий во всем мире очень немного. И надо задать вопрос - почему?

 Конечно, понятно, что psi угрожает самым фундаментальным научным положениям, поэтому трудно найти фонды, благодаря которым подвергается сомнению мощное статус-кво. Изучение psi, кроме того, чрезвычайно глубоко касается многих людей. Это «касается» приводит к выступлениям разного рода людей по поводу проводимых исследований. Например, в понедельник меня обвиняют в богохульстве фундаменталисты, которые полагают, что изучение psi угрожает их вере в принятую религиозную доктрину. Во вторник меня обвиняют в религиозном рвении воинствующие атеисты, которые думают, что изучение psi угрожает их вере в принятую научную мудрость. В среду меня преследуют параноидальные шизофреники, которые надеются, что ФБР положит конец моему влиянию на их мысли.

В четверг я защищаю не поддержанные комиссией исследовательские гранты, потому что уважаемая комиссия не знает, что существуют свидетельства феномена psi. В пятницу получаю огромную груду корреспонденции от студентов, которые просят выслать им копии всех моих работ. В субботу получаю просьбы от ученых, которые хотят сотрудничать со мной, при условии, что никто не будет знать, что они интересуются такими проблемами. В воскресенье я погружаюсь в глубокое раздумье, пытаясь найти способ, как заставить параноидальных шизофреников преследовать вместо меня религиозных фанатиков.

Psi похоже на волшебное дерево, растущее в заколдованном лесу. Слишком критически настроенные скептики не видят лес, потому что они заняты уничтожением деревьев. Доверчивые энтузиасты, напротив, не видят деревьев в густой чаще леса. Те же, кто поглощен ежедневной жизнью, что-то слышали о каких-то странных историях и пытаются найти волшебное дерево у себя на дворе. И между тем, только некоторые, прокладывая тропинку в лесу, могут найти волшебное дерево, увидеть его красоту и не заблудиться в чаще. Почему?

 Ответ можно найти в реакции аудитории на доклад по исследованию psi, который я делал в институте Белла, в середине 1980-х годов. Я готовил свои слайды для лекции, а люди постепенно заполняли большую аудиторию. Я не обращал внимание на аудиторию, пока не приготовил слайды; затем повернулся к собравшимся, чтобы увидеть, можно ли начать. Я удивился, когда увидел, что все триста мест были заняты и, кроме того, люди стояли в проходах и в дверях. Это было совершенно необычно для технических семинаров института Белла, на которые всегда приходили не более двух-трех десятков людей. Я подумал, что люди пришли из-за экзотической темы семинара и поэтому начал свой доклад со слов: «Я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете, с какой стати на техническом семинаре в институте Белла мы будем слушать доклад о психических феноменах?»

Аудитория не предполагала такого начала доклада и поэтому раздался взрыв смеха. Я дал аудитории успокоиться, но в продолжении пяти минут чувствовал себя клоуном. В конце доклада, когда я спросил, есть ли ко мне какие-нибудь вопросы, в зале сразу же взметнулся лес рук. Через час нас выставили из аудитории, так как должен был начаться другой семинар. Я не удивился энтузиазму аудитории, потому что уже знал из прошлых своих лекций, что ученые вначале удивляются, затем сомневаются, а затем начинают понимать, что все, что они думали или знали о psi , просто неверно.

На этих семинарах, мне задают, как правило, один и тот же вопрос: «Почему вы заинтересовались этой темой?» Народ обычно полагает, что меня подвигнули на эти исследования какие-то необычные события в моей жизни. Но дело обстоит совсем не так. Я воспитывался в артистическом окружении, которое не верило ни во что. Никто в моем семействе никогда не говорил даже что-то неопределенное или неясное на эту тему. Поэтому я отвечаю, что я занимаюсь этой темой только потому, что она одна из наиболее интересных научных тем, которые мне известны. Действительно, psi претендует на такой переворот в науке и на такие прикладные программы, что эта тема исследования может быть мечтой каждого творческого ученого.

Но тогда, по некоторым причинам, посмотрев на море лиц в институте Белла, я ответил по-другому. Я сказал, «Это - хороший вопрос, но я буду отвечать на него, задавая другой вопрос. Если посмотреть на переполненную аудиторию, то, очевидно, что не я один интересуюсь этим вопросом. Почему бы в институте Белла не организовать отдел, занимающийся прикладными программами psi, если столько людей пришло на лекцию? Нас ожидают в этом направлении новые технологии, которые могут дать прибыль в миллиарды долларов. Я сделал паузу для усиления эффекта, а затем начал отвечать на свой собственный вопрос: «Большинство из вас, примерно около 70%, уже согласны с тем, что в теме psi есть что-то заслуживающее серьезного исследования.» Чтобы доказать свою точку зрения, я спросил: «Если, однажды, руководство института внезапно решит поддержать исследования psi в области приложений в медицине, новых технологиях или принятия ответственных решений, то кто из вас хотел бы работать в этом направлении?» Приблизительно половина аудитории подняла руку вверх. Надо заметить, что вопрос был задан не на улице, а в аудитории, где сидели образованные и высококвалифицированнные технологи, инженеры и ученые. Поэтому я ответил: «Вы видите ваш ответ. Я не более заинтересован этой темой исследования, чем кто-то из вас. Я только решил, что тема psi - наиболее интересная тема исследований и она имеет большой потенциал для удивительных практических приложений.»

 Мой первоначальный интерес к psi был, вероятно, вызван мифами, народными сказками и сотнями различных научно-фантастических произведений, которые я прочитал еще ребенком. Однажды я познакомился с книгой, где описывались научные эксперименты в области ESP и хотя это была в целом скептическая книга, я был поражен тем, что в принципе изучать реальность фантастических историй можно научными методами. Позднее, когда я двадцать лет получал свое формальное образование, я удивился тому специфическому факту, что тема psi постоянно везде игнорировалась. Про psi даже нигде не упоминали. Казалось, что существуют какие-то скрытые соглашения среди преподавателей о том, что некоторые темы просто нельзя обсуждать. После окончания университета в штате Иллинойс, я попытался провести некоторые эксперименты по феномену psi с помощью одного профессора математики. Некоторые из проведенных экспериментов дали результаты, подвергающие сомнению установленные научные законы, но я вскоре узнал, что на этом поприще получить какие-нибудь фонды для продолжения исследований невозможно. Поэтому, по прагматическим причинам, я поступил на работу в институте Белла и стал заниматься рядовыми исследованиями. Это было приятное время, но я никогда не забывал о том, что за всей болтовней об «удивительных психических возможностях» находится гораздо более удивительный и захватывающий мир, чем его представляет госпоствующее научное мировоззрение. Хотя бы в принципе.

В институте Белла я развлекался тем, что читал литературу по парапсихологии. Однажды я решил посмотреть, смогу ли я воспроизвести эффекты взаимодействия мысли и материи, о которых сообщил физик Гельмут Шмидт. Я написал ему и он любезно дал взаймы мне один из его генераторов случайных чисел. Около года я и мои коллеги экспериментировали с устройством Шмидта в институте Белла. После нескольких дюжин опытов с генератором случайных чисел, я убедился, что могу воспроизвести опыты, о которых писали Шмидт и другие. Но стать убежденным сторонником psi - очень непростая задача. Несмотря на мои ощущения, что научные теории описывают мир не полностью, потребовались целые годы для того, чтобы как-то согласовать мои научные знания, полученные в университете, с тем, что я видел в экспериментах. Я не представлял себе, как глубоко во мне сидят положения господствующего научного мировоззрения, пока не столкнулся лицом к лицу с фактами, которых «просто не может быть никогда». Я просто боялся думать о возможном значении феномена psi. Иногда диссонанс между принятыми теориями и результатами экспериментов был настолько силен, что я откладывал эксперименты и занимался менее опрометчивыми вещами, подобно игре на скрипке в музыкальной группе. Однажды я даже пожаловался моему другу на результаты экспериментов: «Я совершенно не могу представить себе, как это может быть!»

А мой друг спокойно ответил: «Ты просто ограничиваешь себя в своих представлениях». Тут что-то во мне «щелкнуло» и я понял, что мои трудности в понимании экспериментов полностью связаны с верой в абсолютную истинность существующей науки.

 Я моментально представил себе, что некоторые аспекты науки просто расширятся, включив в себя феномен psi, причем твердо установленные научные принципы могут остаться точно такими же, хотя, возможно, они будут применимы только в отдельных, специальных случаях.

Удивительно, какую невероятную силу приобретают над нами установленные научные положения. Они задают путь нашего мышления. Поэтому я понимаю ученых, не задумавшихся глубоко над проблемой того, что наше научное мировоззрение - приближение к реальному миру. Совершенно ясно, что многие чрезвычайно интересные вещи остаются за пределами нынешней науки, которая далеко еще не закончена.

Поэтому я продолжал проводить эксперименты, а затем начал показывать свои результаты на ежегодных конференциях Парапсихологической Ассоциации. После нескольких лет упорной работы, я нашел место, где я мог весь рабочий день посвятить себя исследованию феномена psi. После десяти лет работы в рядовой науке и технике, и восьми лет близкого сотрудничества с исследователями psi , я узнал, что вопреки тому, что часто пишут об этом царстве, исследование psi представляет собой передовой край современной науки, в ее лучшем воплощении. Исследование psi требует критического мышления, творческого создания технологий, тщательного внимания к деталям, развития новых аналитических методов, как и в любой другой эмпирической науке. Подобно математику, требуется интуитивное понимание эстетики; подобно философу, требуется оценка метафизики, подобно социологу, требуется понимание социального контекста науки. Необходима глубокая оценка установленных научных моделей, смирение и юмор перед лицом фактов, не укладывающихся в прокруство ложе существующей науки.

Я полагаю, что чем больше ученых поверят в доказательства реальности psi, тем больше коропорации будут давать средств на прикладные программы psi. Нет сомнения, что основанные на psi технологии будут лидерами высоких технологий двадцать первого века. Промышленный интерес к psi технологиям уже появился в Азии и Европе. Соединенные Штаты отстают от остального мира в этом отношении.

Будущие поколения будут смотреть на двадцатый век с сарказмом. Наши потомки будут несомненно удивляться нашему высокомерию, которое мы выказали при нашем скудном понимании природы. Триста лет мы покоряли с величайшими трудностями научные рубежи для проверки и установления тех положений, которые люди открыли давным давно.

И только в двадцатом веке, наиболее продвинутые ученые стали понимать радикально новые теории о пространстве, времени, материи и энергии. Некоторые ученые правильно представляли себе, что теория относительности и квантовая механика полностью изменят наше представление о действительности. И на самом деле, вот уже почти сто лет воздействие этих открытий сильно отражается на науке, технологиях и обществе. Новое видение окружающей действительности появляется на рассвете двадцать первого века.