в бесполом Тела жизнь выше сознания, а сознание выше мышления, в едином Тела индивида обратно этому. "какая сила столпила людей и движет толпы и сближает их и как будто стремится соединить их в одно целое, и какая цель такого соединения?" - автор высказывает здесь важную мысль, но на неё нет ответа и по сей день, и связано это с религией, она априори связывает людей в толпу и поэтому вопрос этот закрыт. Автор не осознаёт что жизнь лишена существования, и поэтому индивид может сказать что ему надоело жить. Поэтому думать о человеке с точки зрения жизни что воду в ступе молоть, постмодернизм отменил человека, а жизнь как понятие которое повсеместно противопоставляют человеку постмодернизм отменять не стал, и это явно антирелигиозный тренд, что и вызвало бурный протест против философии постмодернизма в мире. Правит толпа, и реакция на постмодернизм понятна, а политики уже стали постмодернистами, как Путин и Трамп, и значит философия всего лишь опередила развитие общественного сознания, то есть сознания толпы. Нет человека у политиков, есть государство и его нужды, как рабочей массы и продвигающейся экономики. Поэтому граждане задающие вопрос о пенсии не понимают чем занимаются политики, и однако слушают их. Политика занимается властью на месте, где каждый за себя, а не в пространстве государства как думается, а если государство употребляется как термин, то только с идеологической точки зрения и по нужде политики, для чего именно и организуются партии создающие идеологические варианты движения конкретной толпы. Только шизоидное Тела может представлять государство как пространство и именно оно указало на Крым, но шизоидное действует в бесполом Тела, которое имеет конкретное место, место в едином Тела индивида. Политики заявляют что суверенитет для них ВСЁ, и одновременно не осознают что государство как суверен не имеет места, иначе суверен не мог бы захватывать новые земли для граждан, что всегда было в истории. "Никто из смертных не видал в глаза ни собственно единицы, ни собственно силы" - декабрист пишет о силе абстракции которая не может пониматься умом, а значит индивид не может осознавать суверен[суверенитет]. Можно подумать что политики обманывают граждан, нет конечно, так действует шизоидное в бесполом Тела. Декабристу Якушкину пришла в голову идея пространства от шизоидного Тела, где требуется Конституция. Право индивида не имеет пространства, уголовное право как условное не в счёт, а религиозное право уже имеет, где догматы, и именно поэтому врываются на выставки религиозные фанатики и устраивают погромы. Путин в постмодернистском ключе обходит наработки религиозного права, если и есть Конституция, то организуем конституционный суд, где к наработкам шизоидного Тела применим шизоидное Тела, толкование. Сегодня Якушкин врубился бы за что ратовал и ввязывался в авантюру, и сейчас в гробу переворачивается. "Разум, признав протяжение в телах, деля их на части и подразделяя эти части на меньшие частицы, стремится от многочисленности к единице; допустив существование единиц, далее не подразделимых, он заключает, что такие единицы составляют сущность тел и что чувствам нашим представляются только образы предметов, беспрестанно преходящие" - здесь Якушкин прекрасно описывает состояние толпы и разума её, который живёт беспрестанно преходящими образами шизоидного Тела, как имеющими смысл единицы Тела. "Какая сила из отдельных капель воды образовала огромную пучину морскую, и с какою целью она приводит эту пучину в движение?... как определить, какая сила столпила людей и движет толпы и сближает их и как будто стремится соединить их в одно целое, и какая цель такого соединения?" - дан образ детерминации шизоидного в бесполом Тела единого Тела индивида, где бесполое Тела и играет роль силы. Декабристам и не хватило концентрации шизоидного Тела в социуме, которая завела бы бесполое Тела на тему противостояния самодержавию, а в 1917 концентрации хватило всем чтобы покончить с гражданством. Ульянов в шизоидном Тела верно пометил декабристов как искру из которой впоследствии развилось пламя, к тому декабристы оказались идиотами в отличие например от Радищева, подлинного революционера мысли. Концентрацию шизоидного создаёт толпа как бесполое Тела граждан, а идеи формируют интеллектуалы.

Человек, которому тесно в толпе, потому ли, что у него мозоль на ноге, или печень его отделяет излишнее количество желчи и он не совсем добрый малый, или потому что ему запало в голову или под пятое ребро чего-нибудь такое, до чего толпе дела нет,— такому человеку стоит только посторониться, и он издали взглянет на теснившую его толпу и будет прислушиваться к ее говору с таким же чувством, с каким ему, может быть, случалось, стоя на берегу моря, любоваться на пенистые волны, догоняющие одна другую, и прислушиваться к их говору.
Какая сила из отдельных капель воды образовала огромную пучину морскую, и с какою целью она приводит эту пучину в движение? На это еще ученые могут дать какой-нибудь ответ; но как определить, какая сила столпила людей и движет толпы и сближает их и как будто стремится соединить их в одно целое, и какая цель такого соединения?
Ничего нет труднее, как составить точное и полное определение чего бы то ни было. Что такое человек? Как известно всем и каждому, Платон определил, что человек есть животное двуногое, без перьев. Из такого определения не трудно заключить, что человек есть не более и не менее как ощипанный петух. Конечно, никто никогда не верил и не поверит, чтобы петух, даже ощипанный, был человек или чтобы человек был какого бы ни было вида петух; но со всем тем между человеком и петухом много есть тождественного. И тот и другой при случае задорные драчуны, примерные супруги и пр. Не поминая при этом особенного свойства, которым одарены только петух и студент и про которое гласит латинская поговорка,— а самое большое сходство между человеком и петухом состоит в том, что человек живет и петух живет, и потому они неоспоримо оба животные.
В лице Декарта человеческий разум, получивши права гражданства в прекрасном божием мире, вздернул нос, как отпущенник холоп, и, присвоив одному человеку духовное начало, он овеществил всю остальную природу. Вследствие артезианского ученья все божьи твари, кроме человека, стали ничего более, как с особенным искусством устроенные куклы, которых сложный снаряд приводится в движение впечатлениями на них извне, как репетир приводится в движение давлением пальца на особенную пуговку часов. 
В силу такого учения человек был взгроможден выше всего сущего. Земля со всеми тварями на ней была отдана ему на услугу. Твердь небесная со всеми своими светилами и тьмами миров, вращающихся в бесконечном пространстве, существовала для его только потехи. Но человек, этот обладатель Вселенной, был отрезанный ломоть и в сущности отчужден от всей природы — положение хоть и почетное, но не совсем отрадное. Разум человеческий, освобожденный от пут схоластики, и видя, что в его построении не все ладно, принялся поверять собственные свои определения.
Всякому небезызвестно, что человек, не имеющий ни о чем никакого понятия,— скотина или даже еще хуже скотины, а мистер Локк доказал, как дважды два пять, что все наши понятия приобретаются только через внешние впечатления, и потому все наши побуждения происходят извне. За Локком вся ватага философов, всех мастей и разрядов запела на тот же лад, и окончательно человек был низведен с высоты своего величия на степень, равную со всеми животными.
При таком широком разгуле разума многие обветшалые средневековые здания, подрытые под самое основание, попадали с треском. На развалинах феодальных замков воздвигались и исчезали воздуш­ные замки как мыльные пузыри.
Разум человеческий, уставший после таких разрушительных подвигов и тщетных усилий создать из самого себя что-нибудь прочное, почил; а немец Кант в хитросплетенных категориях в свою очередь доказал, как дважды два четыре, что чистый разум большой хвастун и часто берется не за свое дело, которое ему не под силу.
Рассматривая каждое животное отдельно как неделимое, естественно является вопрос: кто это неделимое и под чьим влиянием началось его зарождение и совершились все чудеса его развития? На такой вопрос положительная наука, основанная единственно на опыте, не дает ответа, и тут каждому мыслящему человеку, ученому и не ученому, предоставляется решить задачу по крайнему своему разумению. При этом, как и при всех действиях нашего мышления, необходимо только, чтобы понятие, какое мы составим себе об этом предмете, не было бы в противоречии с прочими нашими понятиями, не подлежащими сомнению.
Чувства наши, через впечатления на них извне, доставляют нам только понятия о телах и их движении. Тела, занимая пространство, имеют протяжение и потому уже разделимы; части, составляющие тело, как и оно, занимая пространство, имеют протяжение, как и оно, подразделяются и потому суть также тела. Перемещение тела в пространстве мы называем движением. Тела и части их могут иметь более или менее протяжения, и движение может совершаться с большей или с меньшей скоростью и по различным направлениям. Разность в протяжении тел, ее разность в скоростях движения и в его направлении разнообразит до бесконечности видимые нами предметы.
Разум, признав протяжение в телах, деля их на части и подразделяя эти части на меньшие частицы, стремится от многочисленности к единице; допустив существование единиц, далее не подразделимых, он заключает, что такие единицы составляют сущность тел и что чувствам нашим представляются только образы предметов, беспрестанно преходящие.
Видимые нами тела представляются нам или в движении, или в спокойствии; и тут разум наш опять выводит заключение о существо­вании причины того или другого состояния тел. Причину эту, приводящую тела в движение или движущиеся тела приводящую в спокойствие, называют силою.
Никто из смертных не видал в глаза ни собственно единицы, ни собственно силы, точно так же как никто из смертных не видал собственными глазами ушей своих, а между тем всякий знает, что у него есть уши, и никто не сомневается в существовании своего Я, как единицы, обладающей жизненной силой и силой мышления, которые обе суть одна и та же сила в разных степенях своего развития.
Наше Я как единица совмещает в себе единовременно только единичные ощущения. Бесчисленное множество световых лучей, отра­женное бесчисленным множеством точек какого-нибудь отдельного предмета и собранное снарядом нашего зрения, изображает этот предмет на сетчатых оболочках двух наших глаз, и при всем том мы видим только один предмет. Сотрясение бесчисленного множества частиц воздуха сообщается в обоих ушах наших слушательным нервам, и тут опять слышим мы только один звук, и несколько стройных звуков, доходящих до нашего слуха, ощущаются 7 нами как один аккорд. Вообще многосложные впечатления сосредоточиваются нашим Я в одно ощущение, подобно как многочисленные лучи, проведенные от окружности, сосредоточиваются посредине круга в одну точку.
Если бы каждое из отдельных наших ощущений сменялось только в нас другим, также отдельным ощущением, как сменяются разные изображения в зеркале, в котором отражается каждый новый предмет, не оставляя никакого следа предметам, отразившимся в нем прежде, то мы, не имея возможности сравнить один предмет с другим предметом и отличить частности, составляющие исключительную принадлежность какого-нибудь отдельного предмета, не имели бы решительно ни о чем никакого понятия. Наше существование, при каждом новом ощущении составляя новое Я, распадалось бы на части, не имеющие ничего между собой общего; но, имея возможность сознавать переход от одного ощущения к другому ощущению,наше Я по тому уже самому имеет и возможность беспрерывно сознавать самого себя и, отличая одни наши ощущения, производимые в нас впечатлениями извне, от других подобных ощущений, мы получаем понятие о предметах, вне нас существующих.
Собственная деятельность нашего Я беспрестанно проявляется при сношениях своих с внешним миром, и не все впечатления, передаваемые нам нашими чувствами, равносильно ощущаются нашим Я. Находясь в многочисленной шумной беседе, мы произвольно обращаем внимание на речи того или другого из собеседников, не слушаем остального говора.
Каждое ощущение в нас сопровождается сознанием этого ощущения и вместе с тем сознанием некоторых прежде бывших ощущений, и, сознавая разность одного ощущения от другого, прежде бывшего ощущения, мы приходим к познанию разнообразия предметов, производящих разные впечатления на наши чувства. Имея возможность обращать исключительно внимание и на части предметов как на отдельные предметы, части эти производят в нас отдельные ощущения. И тут наше Я опять сознает подобие или разность своих ощущений, и мы, сперва признавши подобие и различие предметов, и теперь, опять признавая подобие и различие частей их, получаем более полное познание о том, что составляет тождественность и разность в предметах, нами наблюдаемых. 
При самых подробных наблюдениях какого бы то ни было предмета, мы получаем только более или менее полное понятие о признаках, отличающих этот предмет от других предметов или (которую-нибудь его часть от других его частей; но то, что составляет самую сущность предмета, единицы, образовавшие его своим сочетанием, не доступны нашим опытным наблюдениям.
http://kemenkiri.narod.ru/gaaz/live.htm И. Д. Якушкин. Что такое жизнь?